Прекрасная весна

Весна! Это время расцвета природы, время прилива жизненных сил и активности у всего живого. Если говорить о воде рек и озер, то, по сравнению с воздушной, водная среда гораздо более насыщена жизнью и проходима для любых контактов и связей между живущими в ней существами, которые растворяют в ней свои звуки, запахи, принимают ее тепло. Вода на несколько порядков превосходит воздух по большинству физических и химических процессов: теплопроводности, растворимости, проводимости различного рода, в том числе звука, электричества, волновых и вибрационных процессов. Живущие в этой среде существа гораздо восприимчивее к ее свойствам и более зависимы от нее, чем мы, живущие в разреженном воздушном пространстве. Через окружающую воду речные жители получают ту важнейшую и своевременную информацию, которая поможет им совершить свой, запрограммированный природой жизненный цикл, связанный с огромным числом других явлений, и даст возможность популяции каждого вида продолжить свое существование.

Человеческая деятельность нарушила строгий баланс и порядок жизни водной системы. Вся речная структура на экономически развитых территориях полностью изменилась. Такие факторы, как мелиорация, сооружение плотин и промышленных предприятий, лишили течения русла больших рек, к тому же отняв 90 % существовавших ранее притоков. Теперь Волгу можно сравнить с деревом, лишенным большей части своих корней и ветвей. Свою лепту вносят и всевозможные загрязнения. В результате произошло главное: исчезла устоявшаяся экосистема, формировавшаяся в течение многих тысячелетий и создавшая те виды рыб, которые мы знаем, а также те, которые уже исчезли. Все это нанесло урон основному подводному жителю – рыбе. Необходимо упомянуть и беспощадный неконтролируемый лов всевозможными снастя ми, в первую очередь – китайскими сетями из тонкой лески, которые перекрывают все мало-мальски рыбные места не только в период хода, но и практически постоянно. Конечно, для существования рыбного поголовья в ситуации, связанной с экономическим прогрессом, не все происшедшие перемены идут со знаком «минус», иначе разговор вести было бы не о чем и не о ком. Природная способность живых организмов к изменчивости и приспособляемости привела к тому, что в изменившихся условиях быстро возникли новые экосистемы, привязанные к сезонным циклам новых водоемов – водохранилищ, из цепочки которых состоят почти все большие реки европейской части России.

Сейчас можно только догадываться, как выглядела бы через стекло маски картина массового хода рыбы, например леща или осетра, в прозрачном русле Волги, скажем, в XVIII веке, до начала активного экономического строительства, или картина вставшей на зимнюю стоянку стаи сомов или судаков на одной из волжских ям. Наверное, было бы на что посмотреть! На гербе Рыбинска (само имя города чего-то стоит!), находящегося в 100 километрах выше Ярославля, как известно, имеется изображение севрюги, ныне практически исчезнувшей даже и в самых потайных уголках Каспия. В те времена Волга была совсем не такая, как сейчас. Например, летнее судоходство становилось практически невозможным из-за большого числа мелей и перекатов на том же участке выше Ярославля. Тысячи мелких рек и ручьев, связанных с сетью озер, заливов и болот питали ее русло, обеспечивая существование и пополнение несметного рыбьего поголовья. Можно представить, сколько на этих отмелях вставало судака после весеннего разлива. И каких судаков! Если верить нашему земляку Сабанееву, были особи по двадцатке весом! Но некому было все это видеть по той простой причине, что не была еще изобретена сама маска для подводного плавания.

Подводная охота – современное явление, и происходит она в современных водоемах, окруженных сетью дорог, перегороженных плотинами, наполненных непрозрачной и несвежей водой, бороздимых все большим числом всяких судов. Не хотелось бы включать подводную охоту в число всех выше перечисленных негативов, обрушившихся на рыбное царство, однако это так. Но надо сказать, что охотники – совсем не главная и решающая опасность для речных обитателей. Если же подойти с позиций философии, то из всех видов промысла подводная охота, пожалуй, самое справедливое и имеющее право на существование явление в силу того, что человек принимает законы той стихии, в которую он вошел в качестве основного хищника. А в числе этих законов есть и такой: лишаешь жизни сам – и тоже рискуешь жизнью. Это так на самом деле, и чем большего хочешь добиться, тем больше риск. Но не будем сгущать краски. Охота – это, прежде всего, удовольствие. А рыбы в реках, слава богу, пока достаточно. Во всяком случае, для того, чтобы считать охотой ныряние в воду с ружьем. Поэтому вернемся к тому, с чего начали – к весне и к нашим рекам и озерам.

Сразу надо оговориться: весна весне рознь. Бывает весна настоящая: с быстрым сходом снега и высоким, бурным паводком на малых и средних реках. Прозрачность воды при этом – ноль. Другой вариант весны – вялый, когда уровень вод поднимается незначительно и потихоньку, сохраняя относительную прозрачность воды на отдельных участках рек. На самой Волге паводка быть не может ввиду наличия плотин и соответствующих служб, следящих за их наполнением и регулирующих их стоки. Увы!

Итак, наступила весна. Хорошо, если спокойная и неторопливая, тогда у нас много вариантов. Открыты ото льда так называемые малые реки с глубиной метр-полтора и шириной в два гребка. Те из них, которые впадают непосредственно в Волгу, как правило, чистые до тех пор, пока на окружающих полях лежит снег и даже после того, как растаял. Когда-то мы ездили туда, привлекаемые возможностью без больших усилий подстрелить пару или тройку щуров, лещей или язей, используя самый тихий ход и максимум внимания. Рыба была и на русле, под бортиками перекатов и затопленными кустами, в корнях начавших рост кувшинок и на образовавшихся разливах среди затопленной травы и осоки. Обычно на глубине от 20 сантиметров до метра. Были мы новичками, и нам было это интересно, других же мест мы просто не знали. Знали, что когда растает лед на любимых местах охоты – карьерах и озерах вокруг Ярославля, – там будет «рабочая» вода и, если повезет, можно подстрелить отнерестившуюся и сразу после этого объевшуюся плотвой большую щуку. Из-за этого своего состояния щука тупо лежит в траве на двух метрах глубины, и, если не шуметь, можно опуститься прямо на нее и выстрелить в упор. Потом мы узнали, что на этих же водоемах есть сазан. Стали нырять поглубже, под термоклин, и на просвет обследовать бортики и за топленные земснарядом деревья. Глупых сазанов за пару лет отстреляли, а оставшиеся стали умными и на глаза перестали показываться. Давно прекратили мы ездить на эти речушки и карьеры. Неинтересно. Теперь там нынешние новички, те, которые развиваются сами по себе, не садясь на хвост ветеранам.

Наш основной весенний вариант – Волга. Пока низовья водохранилищ покрыты льдом, вода там чистая, соответствен- но, чистая сбрасывается с плотины. Пока ее замутят притоки, пройдет несколько десятков, а то и сотня километров. Понятно, что чем выше по течению, тем прозрачней вода, да и рыба, повинуясь инстинкту, идет вверх. Так что основной весенний маршрут – вверх по реке, поближе к плотине.
До конца мая вода еще холодная. Самая главная добыча – судак – продолжает стоять на зимних квартирах. Значит, надо искать рельефы: бревна, балки, швеллера, решетки. А также природные коряги. Залог успеха прост: надо или знать, или найти хорошее место, какой-нибудь подъем дна с лежащими крест накрест бревнами. Чем больше площадь этого завала, чем он дремучей, тем выше шанс найти рыбу. Но главное – надо попасть туда раньше, чем коллеги подвохи. Лучшие завалы всем известны и быстро становятся пустыми, поэтому выход один – обныривать новые участки и искать нетронутые места.

Начало весны – чуть ли не лучшее время, особенно в такие зимы, как последняя. Льда на больших участках Волги нет, вода отличная. Судоходство не началось. Наверное, в этот момент наши условия для охоты можно сравнить с тем, что обычно бывает на средней и нижней Волге. Только рыбы такой, как там, у нас нет, я имею в виду сазанов, сомов и других гигантов, во всяком случае, в Волге мы их не стреляли. Может, просто не нашли пока.

Вот здесь пора вспомнить еще одну альтернативу волжской охоте – средние реки. Как правило, они быстро мутнеют, собирая взвесь от всех притоков и затопленных берегов, и благодаря этому сохраняют от охотников своих обитателей, в том числе и сомов с сазанами. Если же теплая и неторопливая весна растопила лед, а паводка еще нет, это супермомент для охоты. Но я что-то не припомню, когда последний раз был на такой реке весной. Наш весенний выбор – Волга, со стандартной прозрачностью и стандартным небольшим, но в интерес, уловом. Жизнь становится суетной, времени свободного меньше. Машины у друзей, с которыми езжу, теперь лучше. Часто не хочется съезжать с асфальта, домой надо вернуться раньше.

Так что не «доходят руки» до тех небольших и мутноватых рек. Может быть, и хорошо это, поскольку вряд ли сейчас там можно испытать то, что было 20 лет назад. В то время и яблоки были вкуснее, и девушки моложе, как говорится. Сейчас с каждым сезоном становится все больше охотников и все теснее на водоемах, а тогда не было никого, вся река – твоя. Весна года была и весна жизни. Помню, какое волнующее чувство было в груди. Казалось, что ожидает что-то необычное, какое-то открытие, наподобие огромного сома. Сладко вспоминать и рассказывать о тех своих первых годах охоты, когда рыба просто не знала, что это такое – спеарфишинг.

Хочется сказать о таком весеннем феномене, как скопление рыбы. Почему оно происходит – не знаю, но, видимо, так надо. Дело было на реке шириной метров 20–30 в месте слияния ее с другой речкой, которая текла из озера, поэтому там образовался участок сравнительно прозрачной, до метра, воды. В то романтическое время я путешествовал на рейсовом автобусе, а дальше шел пешком по полям с рюкзаком на спине в сопровождении жены. Идиллия! Забравшись в чистый приток, рыбы я там не обнаружил и выплыл в основное русло. Стал нырять в мутняк, разыскивая на глубине пять метров знакомые коряги. В моем багаже уже имелся опыт зимней охоты в тех местах, и я думал, что мне удастся увидеть в упор под бревном усы или белые губы забившегося сома либо клетки сазаньей чешуи в затопленном кусте прямо перед носом. Такие дела имели место зимой, но весной такого не будет, как я сразу понял. Во всех местах вдобавок к итак непрозрачной воде при моем подползании начинала мощно подниматься клубящаяся, совершенно непрозрачная муть. Заглядывая под бревна, я не видел ничего, даже и самих бревен. Зато при всплытии я буквально был избит стаей лещей, видимо, мчащихся от какой-то опасности. Получил в одну секунду несколько весьма ощутимых ударов по телу и в голову, отчего и успел заметить, что это были лещи. Все происходящее для меня было настолько новым и необычным, что, несмотря на определенный страх, я продолжал нырять и даже стрельнул раз в какое-то мутное движение, пока не понял, наконец, что все бесполезно. Плавая затем над водоворотом в центре ямы в верхнем слое воды, чуть более прозрачном, увидел еще сюрприз: прямо мне в лицо вылетел сомик с вытянутыми вперед усами и, развернувшись, дал хвостом по маске. Такое повторилось еще раза два. Выстрел сделать я не мог ввиду быстроты происходящего, да и просто потому, что рука с ружьем была дальше мишени и невидима.

Продолжая свое исследование, я поднялся в верхнюю часть ямы и обнаружил рядом с быстриной еще один водоворот над песчаным перекатом глубиной 2–3 метра, где вода была светлее. Я увидел просто тучу рыбы: плотва, подлещики, окуни – все вместе. Причем ближе к поверхности – мелочь, а чем глубже, тем рыба была крупней. Опустившись ко дну и ползя среди разлетающихся в стороны лещей и язьков, в упор вижу плывущего налима, потом еще одного. На другом нырке в этом же слое вывернулся килограммовый судак… Лечь в засаду я не догадался, просто еще не знал такой тактики в то время. Продолжая бороздить дно под слоем белой рыбы, постепенно стал попадать в рыбу с расстояния 50 см от своего носа своим оружием РПО-2 с широким тройником. Подстрелил 4–5 штук. Так продолжалось, пока циркуляция моих передвижений не вывела к слою мутной воды, идущей в углублении русла. Выйдя на край бортика, я в первое мгновенье увидел под собой непонятную картину: какие-то то ли шары, то ли покрышки с отходящими светлыми извивающимися хвостами, которые стали расплываться в стороны и исчезать в мутной мгле. Большие сомы с открытыми ртами на расстоянии 30–50 см от моего лица!
Видеть я мог только головы и фрагменты тел, расходящихся в стороны, а под отплывающими сомами открывались спины и головы их товарищей из следующих ярусов. От изумления я даже забыл выстрелить.

Отдышавшись и нырнув снова, я не увидел ничего, кроме мощной бурбуленции и промельков соминых хвостов. Догадавшись вернуться в водоворот и повторить предыдущий маневр, я опять подполз по течению к краю обрыва. Сомы никуда не делись! Опять вижу расходящиеся в стороны тела, а перед моим коротким пневматом с накрученным тройником – серая неподвижная голова размером с ведерко. Только тут в доли секунды промелькнуло сомнение по поводу соответствия моего оружия и размера цели. Но я уже нажал спуск: буц! Тройник даже не ударил, а ткнул в упор сома. В мути я не разобрал, что произошло. Никакого рывка, никакого сопротивления…Тишина. Выбирая к себе веревку, почувствовал тяжесть: сом мой – на гарпуне. Тройник вошел центральным зубом не больше, чем на 5 см, но точно по центру головы и едва держится за кожу. А сом вытянулся, как палка, разинув рот. В медицине это называется спинальным шоком. Сом (как потом оказалось – на 25 кг) для меня тогда был просто гигантом. Охваченный счастливым возбуждением, я поплыл к берегу и о дальнейшей охоте даже не помышлял. Понял, что другого сома своим оружием я не возьму, а остальная рыба сразу стала неинтересной. К тому же предстояло нести свою добычу в рюкзаке вместе со снаряжением около четырех километров до трассы и автобусной остановки. Рядом с ожидавшей на берегу женой я увидел какого-то человека и немного застеснялся. Ведь этот сом в сложении с уже отданной на берег рыбой означал сильное превышение норм вылова. Как оказалось, проходивший мимо рыбак просто заинтересовался, как дела. Думая, что правильно называет находящихся в мешке налимов и судаков, Галя отзывчиво отвечала: «Вот, лини и сазаны!» И показала ему содержимое. Пока мужик вникал в суть находящейся в мешке тайны, я стал выходить из воды, по каким-то признакам поняв, что это не представитель закона. А на его стандартный вопрос: «Ну как там, рыба есть?» я приподнял из воды разинутую спинальным синдромом соминую морду. Совершенно без всякого паф оса мужик прошептал: «А я… А мы… окунь- ков…» Махнул рукой, повернулся и побежал догонять товарищей. Та простая мизансцена отпечаталась в моей памяти и положила основу последующим отношениям с традиционными рыбаками, придав им с моей стороны долю скромности и необходимой осторожности.

Подобные весенние стаи я встречал еще не раз в другие годы и в разных водоемах, но такого скопления и буйства – больше никогда. А то место я раскрыл своим друзьям, и мы его посещали из года в год. Кто-то дал ему имя «буфет». К началу весны там всегда собиралась соминая стая, к нашей радости. Но большого скопления мелкой рыбы уже не происходило, во всяком случае, до момента резкого помутнения воды, и сама яма постепенно замылась, вместо желоба постепенно образовалась отмель. Не был я там уже лет десять. Такие вот вспоминаются случаи, весенние и не весенние. Но, пожалуй, достаточно рассказов. Заканчивается весна, вода в Волге мутнеет, а в притоках она уже давно никакая. Наступает нерестовый запрет, а после него – самая глухая в наших краях пора для подводной охоты. До середины, а то и до конца лета, везде – «зеленка». Кому как, а мне – хорошо: с начала мая я все равно еду на Черное море. Там тоже весна, но уже совсем другая.