У Бога на руках. «В местечке Южного Урала – на озере Кисегач»
Собственно, эта история началась с подводной охоты.
Много лет назад, а если быть точным, в восемьдесят пятом году, наша компания отдыхала в прекраснейшем местечке Южного Урала – на озере Кисегач. Кисегачей в здешних местах несколько, мы же облюбовали остров водоема, находящегося в череде знаменитых озер (Еловое, Сунукуль, Теренкуль) восточного склона Уральского хребта. По сегодняшним меркам отдыхом это можно назвать с большим трудом, так как основной (естественно, мужской) костяк компании совсем недавно пристрастился к подводной охоте и с ночи до зари, как только мог, испытывал себя на прочность, изобретательность, выносливость и удачливость. Счастьем было отыскать интересные места, взять такой трофей, который перевесил бы во всех смыслах чей-нибудь предыдущий, а вовсе не тяжеленный кукан с многочисленной мелочью и середнячком.
В один из таких дней, изрядно устав и промерзнув, один наш подводник решил передохнуть на ближайшем острове. Там он встретился с мужчиной и женщиной, расположившимися, как оказалось, на берегу как раз напротив нашего палаточного лагеря, километрах в двух по воде. Лето 1985-го выдалось на Урале холодным и дождливым, что подвигло нас к сооружению некоторого подобия бани. Эта простенькая конструкция послужила счастливым поводом для вечерней встречи, дабы познакомиться поближе и согреть свои тела и души.
Когда гости, как обещали, появились на острове и завязался разговор, возникло всеобщее ощущение, что с этим человеком все мы давно знакомы. Да, этот голос трудно было не узнать. Для кого-то он был символом свободной жизни в детстве: «…Температура воздуха минус 25 градусов, занятия в школе с 1 по 8 класс отменяются». У кого-то в памяти возникли литературные чтения, но чаще всего именно этот баритон знакомил население Челябинской области с последними новостями. Голос звался Владимир Тюрин, и теперь он самым неожиданным образом воплотился перед нами в реального человека.
Вскоре потрясению от внезапного «прикосновения» к публичной личности, обитающей «по ту сторону» эфира, было суждено смениться радостным удивлением. Владимир Иванович так же, как мы, был страстно увлечен подводной охотой! Стоит ли упоминать, что стало основной темой для беседы, завершившейся глубоко за полночь?
Владимир Иванович Тюрин с 1962 года каждые выходные проводил на озерах – когда на Кисегаче, когда на Увильдах. Рыбачил, ловил раков – с маской и трубкой был хорошо знаком. Всю студию кормил раками. В процессе ловли и возникло непреодолимое желание стрельнуть добычу. Выскочил из воды – «Дайте ружье!» Впервые попробовал нырнуть с самоделкой. «Здоровенная штука с толстенной трубой, с резиновой тягой. Помню, что это вот такая «дура» была, тяжелая, здоровущая. Я с ней проплыл, увидел большую щуку – она меня, конечно, не подпустила. Потом купил первое свое, на резинке. Второе было на пружинке – ну, что оно? Силы-то боя нет. Потом у меня было знаменитое зеленое за 27 рублей – длиннющее такое…»
Тогда, в далекие шестидесятые, ни о каких индивидуальных средствах навигации и говорить было нечего, поэтому знания о местах скопления рыбы черпались либо из собственного опыта, либо из разговоров с местными рыбаками. В арсенале Тюрина со временем появились заветные «банки», где практически всегда можно было взять щук на 4–7 кг – ведь туда рыба обязательно приходит охотиться и кормиться. Но охота на «банках» происходила в исключительных случаях – все-таки средняя глубина погружений новоявленного охотника составляла примерно 3–4 метра, а «банки» располагались от 5 до 10 метров под поверхностью воды. Но главным аргументом было то, что наличие гарантированного трофея лишало процесс охоты элемента новизны, неожиданности. Камышовые происки у Тюрина тоже не в почете, так как лишают охоту эстетики. Оставались не слишком глубокие участки водоема, найти которые оказывалось сложнее всего, так как поисками оных мало кто интересовался, и дать совет об их расположении было попросту некому. Подобные делянки легче было отыскать не на такой огромной акватории, как Увильды, а, к примеру, на сообщающихся с ними маленьких, но удивительно прозрачных озерцах типа Ахматки или Садка. Там чаще всего Владимир Иванович и оттачивал свое подводное мастерство. А стрелять непосредственно на Увильды Тюрин наведывался уже в сентябре-октябре, когда щука отъедалась на зиму и становилась агрессивной, жадной и проявляла минимум осторожности.
А потом воду в Увильдах спустили на 6 метров, что бы напитать умирающие рядом Аргази. Прорыли канал, но вода, непредсказуемо для недалеких рационализаторов, превратила окрестные земли в болота, так и не дойдя до Аргазей. Согласно законам физики вода покинула и изумрудные озерца, и тогда они превратились в серые водоемы с видимостью в 30 см.
Тюрин окончательно перекочевал на озеро Кисегач – не в домик, не в палатку, не в машину – на дощатый мостик. В полутора метрах от костра спать ему показалось все-таки неудобным – приходилось периодически подбрасывать ольховые дрова. И так с апреля по октябрь, в любое свободное от работы на радио время в дождь ли, холод ли – неизменная ночевка на свежем воздухе под открытым небом. Галина Сергеевна лишь обреченно, но заботливо накроет чем- нибудь, чаще целлофаном, а тот утром проснется от тяжести сверху – эка, сколько снегу навалило!
Кисегач, как выяснилось, Тюрин исплавал вдоль и поперек. Все горошники, «щучьи собрания», затоны, которые мы горделиво открывали для себя и скряжнически скрывали друг от друга, ему были давно и хорошо знакомы. С мастерством, присущим человеку, профессионально работающему со словом, Владимир Иванович посвящал нас в свои подводные похождения.
– Галя легла в лодке загорать. Я прыгнул, зашел в горошник. Был уверен, что ничего нет в этой курье – сколько раз плавал.
(Галина Сергеевна: «Потом выплывает, весь белый, вот с такими вот страшными глазами, трясется весь…»)
– Чудовище, говорю, видел! Я и подумать не успел – стрелять или что. Потом пришел в себя, делаю круг, смотрю – стоит. Хотя нет, не она, поменьше размером. Аж дрожу весь. Стреляю, целюсь сюда (показывает в район льна)… Копье соскальзывает, тройник же. Кричу Гале: «Давай скорее наконечник!» У меня в лодке всегда одинарный наконечник лежит. Прикрепляю. Делаю еще заплыв – еще одна стоит, уже только килограммов на 8–9, не больше. Третья, значит. Опять целюсь, как полагается – нос пробиваю, морду. Как она стала меня макать! Так, на полметра меня под воду! Опять кричу: «Галя, иди, помогай!» И тут ослабло. Думаю – все, оторвало наконечник. Вытаскиваю – нет, все цело. Может, она губу оторвала, у них челюсти слабые. Стрелял я «полтинником» с трезубцем – помните такое, за 50 рублей. Позже местные ребята выловили, по всей видимости, ту, самую первую щуку – она была на 20 с лишним килограммов. Мы, скорее всего, никогда не увидели бы таких особей, если бы не рыбзавод. Жена егеря рассказывала, что в том 1979 году пришли рыбаки с неводом и тралом потревожили самых глубинных щук. Те снялись со своих мест и укрылись в Ольховке.
В той самой курье Ольховке, где спустя 6 лет и произошла наша встреча с Тюриным. Зимой мы практически не встречались с Владимиром Ивановичем – так, изредка, взять в ремонт его охотничью амуницию, но с удовольствием отмечали каждое появление в эфире нашего нового знакомца. Летние отпуска мы теперь тоже традиционно проводили на Кисегаче, так что в течение месяца мы регулярно пересекались на охоте и вечерних посиделках.
Все, кто начинал охотиться в 60–70–80-е годы, знают, что никаких дыхательных методик и занятий для отработки техники нырка не было и в помине. Если стояла задача пробыть под водой как можно больше, то люди стремились продышаться, или, как теперь говорят, произвести гипервентиляцию легких, и с максимальным запасом воздуха нырнуть. А к легким относились как к мышечному органу, увеличение объема которого достигалось путем регулярных и длительных тренировок. И никаких тебе йог, медитаций и расслаблений. Приехали на охоту с напарником-двумя, эмоционально обсудили предстоящие заплывы, а перед тем потаскали лодки или помахали веслами – и с ружьем под воду. Нынче все иначе: тут тебе и курсы обучения подводному погружению и охоте, тестирование снаряжения, подводный тир и обобщенный опыт лучших фридайверов и синхронистов на блюдечке. И неизменный упор на внутреннюю сосредоточенность на процессе охоты, на правильном дыхании. А Тюрин уже тогда любил охотиться в одиночку – он не терпел присутствия напарника, который бы шумел, даже просто бы разговаривал рядом (может, поэтому в его альбомах, к сожалению, не найти фотографий с охоты). Скорее всего, сам его стиль – спокойствие, бесшумность и неторопливость – непроизвольно настраивал на концентрацию внимания, сил, обдумывание тактики. Можно предположить, что именно в этом заключались успехи Тюрина в деле увеличения времени пребывания под водой, так как он не упоминал о каких-либо специальных упражнениях. Очевидцами его заплывов частенько становились только местные поселковые ребята. Он нырнет на пару минут под воду, а они на берегу замрут в ужасе – где он, не утонул ли? Многие из них по примеру Владимира Ивановича тоже увлеклись подводной охотой.
Он никогда не использовал гидрокостюм. Конечно, он знал про так называемый «термоклин», характерный для уральских озер и водохранилищ. В подобных водоемах прогрев воды обычно захватывает лишь верхний слой, а под ним остается слой холодной воды, причем на границе этих слоев образуется резкий перепад температур в несколько градусов. Промежуток воды, в котором происходит это резкое изменение температуры, и называют «слоем температурного скачка». «Говорят, что когда такой слой лежит близко от поверхности, подводная охота делается невозможной даже в гидрокостюме. Но я его все равно не меньше проплаваю. Например, в озере в хорошую погоду я могу больше часа охотиться даже без рубашки
– просто голое тело, в одних плавках. Однажды мы приехали на Увильды в конце сентября – температура воды +8 градусов. Надеваю тоненький облегающий свитерок – больше для вида, конечно, нитяные перчатки. Тело привыкает, а затылок и лицо мерзнут. Плавал, как по часам, 43–45 минут». Основной озерной добычей Владимира Ивановича становились щуки от 3 до 5 кг, хотя в арсенале у него имелись экземпляры и покрупнее, и посолиднее.
Еще одна великая страсть Тюрина – море. Он любил там бывать и с молодых лет наведывался туда часто. Тюрин мог с легкостью преодолевать огромные расстояния – один километр, два, так что люди на берегу превращались в едва заметные точки, и та же дистанция обратно. Качка не смущала его, мощное течение лишь раззадоривало. А когда охотничья сноровка, обретенная в пресноводных водоемах, практически сравнялась по мастерству с морской, море одарило Тюрина особой добычей, которую он до сих пор считает трофеем всей жизни.
«…Это был конец сентября, который мы проводили в Пицунде. Я плавал в местечке, где базируются спасатели со своими катерами. Рыба появилась откуда-то из-под меня. Я ее только увидел и сразу нажал спуск. Мое счастье, что я попал ей в нужное место, обездвижил. Белуга!!! Сердце выпадает. На море штормит. Сильный ветер. Мне до берега по прямой еще метров 400. Это по прямой, а еще сносит. Тут дачи Хрущева. Так их по привычке все называют, хотя все это было в начале 80-х и дачи уже были брежневскими. Я подтянул рыбину поближе, взял наконечник, ружье – это все в одной руке держу, другой рукой плыву. Перебрался через какие-то сети… Меня неумолимо тащит к дачам – а там охрана! И вот я плыву и представляю, что сейчас будет – по крайней мере, на сутки задержат, пока выяснят, кто такой. О рыбе и ружье уже и говорить нечего…
Я приплыл, уже буквально изнемогая. Вылез на песок, рыбу подтащил. Еще любоваться ею силы откуда-то взялись. Где-то метр пятьдесят или метр шестьдесят. Прибежал местный паренек, глядит – рыбина лежит с гарпуном. Дар речи потерял. Восторгается, спрашивает, суетится, тройник из нее тащит – все разом. Никто из здешних такого никогда не видел. Ловили, конечно, в сети севрюжек на 7–10 кг, так с ними еще с лодки бороться приходилось. Да и моя белужка не промах. Тащу я ее, а она вдруг придет в себя, проснется, хлестанет хвостиком – чуть-чуть, не сильно – и меня метров на 5 вниз. И так было раза 3–4, пока я плыл. Сначала-то я стал барахтаться – кто ее знает, утащит, да и ружье жалко. Потом смотрю – она временами так. Стал спокойно и терпеливо пережидать ее макания.
Вскоре подоспела помощь с какой-то материей. Вдвоем они положили туда рыбу, завернули и, один за голову, другой за хвост, шустро потащили ее с берега. Я кричу: «Стойте, дайте хоть сфотографироваться!» А они мне: «Ты с ума сошел! Сейчас тебя оштрафуют, таких рыб нельзя брать!» Дома взвесили – 28 кило. Из половины головы наши хозяева сварили огромную бадью рыбного супа. Вторую половину забрал себе человек, который разделывал рыбу. Местный ресторан «Золотое руно» несколько дней предлагал посетителям блюда из свежайшей белуги. А мне на память об этой незабываемой охоте достался хвостик. Это все, что я могу привести в доказательство того, что такая рыба была в моей подводной биографии», – вздыхая, говорит Владимир Иванович и демонстрирует тот самый белужий хвост. Сейчас, к 2007 году, за 20 с лишним лет он основательно усох, но по праву занимает почетное место в квартире хозяина.
Впрочем, жилище Тюрина сложно назвать квартирой. Это, скорее, музей, где можно увидеть массу интересных штук. Первый беглый взгляд гостя отмечает обилие и разнообразие самоваров, подносов и коло- кольцев. Все это богатство Тюрин по крупицам собирал в течение всей жизни. Он много путешествовал по Средней Азии, откуда привозил дворцовые светильники, лампады, оружие, медные изделия, испещренные какими-то загадочными знаками. Старинные керосиновые лампы, фонарь с облучка конки, примусы, чайники… Все это по приезде домой любовно натиралось до блеска и пополняло растущую вширь и ввысь, под самый потолок, коллекцию, о которой ее владелец может интересно и красочно рассказывать часами.
Вообще, Тюрин очень много знает – он достаточно начитан, в свое время много ездил по стране. Он пытлив по натуре, с детства любил историю, археологию. Он даже поступил в пединститут на исторический факультет и три года исправно занимался. А потом «понял, что историю ему не дают, а дают то, как эту историю нужно понимать с точки зрения марксизма-ленинизма». И к учебе охладел.
Такая обстоятельность, полное погружение в дело, которым ты занимаешься, Тюрину были присущи всегда. Его взяли диктором на радио, когда до него были отсеяно 10 претендентов. Он выжимал из своих учителей все знания до последней капли, имел на все свое собственное мнение и, вопреки сложившимся стереотипам, шел своей дорогой. Взять хотя бы его увлечение подводной охотой – в те годы это считалось буржуазным занятием, собственно, почему подводную охоту и «нагрузили» СПС и стрельбой по мишеням и взяли под крыло ДОСААФ. А ведь работников эфира первым делом проверяли на политическую зрелость и благонадежность. Его часто приглашали в Москву на Всесоюзное радио, он вел московский прямой эфир, сотрудничал с Юрием Левитаном (тем самым – «Говорит Москва…») и Ольгой Высотской (несколько поколений дикторов Центрального радио учились у нее русскому языку). Однажды, в очередной раз предлагая Тюрину остаться работать в Москве, Левитан спросил: «Володя, а кто вам ставил голос?» На что Высотская, смеясь, отмахнулась: «Отстань от него! У него он от природы!»
Его бархатистый тембр и сейчас, на пороге его 75- летия, продолжает завораживать. Выдержка, присущая стилю его охоты, в целом характерна и поведению этого человека, и его манере разговаривать, курить. Невольно сравниваешь эту неторопливость с трескотней диджеев современного радио и понимаешь, что в эфир пришла совершенно другая эстетика. Как о некоем рядовом событии Владимир Иванович рассказывает о своей осенней поездке на любимую Пицунду. О том, что от Волгограда до Элисты дорога была пустой и позволяла двигаться на машине со скоростью 140–150 км/ч. О том, что в течение двух недель он там с удовольствием и много плавал, охотился. Сетовал, что рыбы было немного, так что в следующем году стоит приехать на море неделькой двумя позже. А на обратном пути в середине октября путешественники завернули на любимый Кисегач, где и переночевали – Галина Сергеевна, как обычно, в машине, а Владимир Иванович на дощатом мостике.
«Нужны ли женщины-охотницы? Нет, не нужны, я считаю. Я против женщин-боксеров, женщин-футболистов, хоккеисток, борцов, дзюдоисток… Женщина должна быть женщиной!»
«А еще знаете, соревнования – это вещь такая… Я никогда не принимал в них участия. С одной стороны, завидуешь, а с другой понимаешь, что это лотерея. Какому-то – повезло, а опытному – нет…»
«А какая она, мечта подводного охотника Владимира Тюрина?» Он долго молчит, курит, неторопливо переводит взгляд на аккуратный чехольчик, где лежит новенькое подводное ружье «Таймень», подаренное Александром Егоровым от имени Михаила Кузнецова и челябинских охотников. С каким нетерпением и трепетом этот красивый, сильный пожилой человек взял в руки оружие, с легкостью, не утерпев, зарядил его и, аккуратно высвободив гарпун, уложил все обратно… Мыслями, душой он был там, в той самой вольной стихии, куда очень бы хотелось вернуться…
P.S. Однажды на склоне своих лет человек спросил у бога, помогал ли тот ему на трудном жизненном пути. «Конечно, – ответил Бог. – Видишь, порой твоих следов на песке не видно – в эти тяжелые времена я нес тебя на руках!» Тюрина Бог нес на руках всю жизнь – лишив парня в 19 лет обеих ног, он дал ему взамен терпение, упорство и безмерную силу воли. автор С.Ю.Солодова